Люди

Небольшой сад, спрятанный за высоким забором от душного, пыльного Таганрога. Кусты роз рядом с тоненькими молодыми деревцами. В углу, на потертом деревянном столе, старая резная пепельница, которая к концу разговора наполнилась окурками. В этом саду солист и основатель Brokenroll band Иван «Проповедник» Сидько рассказал мне, почему в Таганроге был популярен металл, за какую музыку могли избить в 90-х, насколько ему осточертело «Нашествие» и чего не хватает сейчас рок-музыкантам.

Рок в провинции – чертовски неблагодарное дело

– Первой командой, в которой я играл и пел, была группа «Проповедник». Это было в начале 2001 года. Сначала постоянной команды у нас не было: люди приходили и уходили. Но в конце концов подобрался мощный состав. Ребята экспрессивные, агрессивные, играли чистой воды тяжелый панк-рок. И тогда мы мощно выступили: собрали кучу народа в ГДК, отыграли один концерт и развалились, а название «Проповедник» так ко мне и прилипло.

Потом я встретил девушку-скрипачку. Мы близко познакомились и начали репетировать, планируя собрать коллектив. И так 8 лет мечтали, гастролировали, играли, записывали альбомы. В этом homemade’е было много души и детской, подростковой энергетики.

Вот в том самом 2007 году я и запланировал записать альбом мажорных песен. И вот, 2015 на дворе, а это до сих пор не сделано. Сейчас я стремлюсь к перерождению тех мыслей и хочу воскресить старые и добрые песни.

Потом была группа «Безбабье Лето» – первая попытка объединиться, чтобы сыграть песни моего друга Якова Давыдченко. И первая проба пера, где я попытался уйти от тяжелого депрессивного наследия «Проповедника». Мы начали выступать с позитивной мажорной песни, которая называлась «Нам обеспечен успех». А потом группа переросла в Brokenroll band.

– Как и когда собственно появился Brokenroll band?
– Два года назад, весной 2013-го. Я поехал на дачу, а там жил мой старый друг Ваня Назаренко. Как выяснилось, он тогда ни с того ни с сего начал заниматься музыкой и пытался играть в группе. Проблема была в том, что их лидер собирался уезжать. Есть музыканты без лидера, которые хотят играть рок. Я не желал этим заниматься, но нехотя согласился с ними поиграть. Сначала мы искали материал: что играть, как играть, а потом поняли, что вообще ничего нам и не нужно. Мы вытащили во двор барабаны, гитары, бас, сели и начали петь песни. И все закрутилось.

В первом составе были Андрей Ясинский, Ваня Назаренко и Женя Евкин. Женя был тогда легендой: уже играл во всех известных таганрогских рок-группах. В нашей первой программе была сплошная лирика. Все распевное, минорное, в стиле Есенина. С этими песнями мы и выступали весь 2013 год. Нас это все очень вымотало. Рок в провинции –  чертовски неблагодарное дело. Всегда тратишь больше, чем получаешь. Нужно найти баланс, на котором ты сможешь шествовать и получать позитивные эмоции. Если его не найти, то рано или поздно исчерпается лимит творческих и физических  сил, и любая группа будет обречена на финал.

После этого появилась идея создать что-то совершенно новое. Сначала мы метили на блюзовое исполнение, что-то в стиле Майка Науменко или «Крематория». И к концу 2013 года стало понятно, что дальше тем же составом играть не получится. Нужно было что-то менять. И вот здесь самая страшная беда: если ты играешь одну и ту же программу, ты себя, в конце концов, убьешь. Отклик становится слабее и слабее, и тебя это будет задевать. Нужно находить, что интересно тебе и людям. С новым составом мы решили уйти в сторону мажора, так и существуем второй год. Сейчас стадия полураспада: нельзя постоянно находиться на гребне волны – надо куда-то нырять, и это нормальный процесс.

 …ничего другого я петь не умел и не хотел

 – Как к тебе в руки попала гитара?
– Моя мама всю жизнь преподавала игру на фортепиано в пединституте, и так оказалось, что я стал единственным в семье, кого не отдали в музыкальную школу. Меня одного спросили  «А хочешь?», и я один ответил правду: «Не хочу». Старая потрепанная гитара попала мне в руки лет в 15, это тот самый возраст, когда ребята начинают всем этим интересоваться. Мама рассказала мне, как гитара устроена, и вручила самоучитель, в котором я так ничего и не понял. Потом она дала мне вырезки из газет с табулатурами песен Макаревича, Гребенщикова, Шевчука. Представь, мне 15 лет, ребята играют в футбол, гуляют с девочками, а я потерял интерес ко всему этому, у меня была гитара. Так целый год я и просидел с инструментом в обнимку, выставляя пальцы и разучивая песни: весь русский рок. «Чайф», «Алиса», «ДДТ» – я слушал их и на слух подбирал аккорды.

– Как тебя в первый раз услышала публика?
– К моему другу Игорю Пташинскому приехала подруга из Литвы. Она сказала: «Я – неформалка». Мы, естественно, ответили ей, что неформалы мы. И, конечно, пошли на Лысину (Октябрьская площадь – Богудония). Там были какие-то волосатые ребята, какие-то толкиенисты, и у кого-то была гитара. И тут я, вроде бы случайно, попросил гитару и начал долго и пронзительно петь. Иногда складывалось впечатление, что люди начали уставать от этого всего. И пел я рок-н-ролл, потому что ничего другого петь не умел и не хотел. Потом ко мне подошел какой-то патлатый парень и спросил, как меня зовут. Я ответил: «Ваня». Чувак широко улыбнулся: «Ваня? Ну будешь Ваня – рок-н-ролл». Потом это прозвище трансформировалось в Brokenroll – в смысле плохой, поломанный рок.

Никакого рок-н-ролла не было, было банальное желание потрахаться

 – Ребята из Electric Chinas рассказывали, что в Таганроге лет 15-20 назад могли избить за «не ту» музыку. Это правда?
– Что насчет меня, то я не принадлежал к каким-то музыкальным движениям, да и не было все так серьезно. Да, можно было схватить по зубам за длинные волосы, и мне за это, кстати, досталось однажды после концерта «Арии». Ростовские гопники – отвратительные существа. А в Таганроге было понятно, куда можно ходить, а куда нет. Конечно, были жесткие панки на Пентагоне (тусовочное место на ул. Свободы – Богудония), но это все же был фарс и игра. Помню, на Богудонии были страшные рыбаки. Будь ты металлист, рэпер или панк – получал в любом случае. Да, я попадал в такие ситуации, когда меня, не особо крупного в свои 15 лет парня, били толпой. А так – все эти группировки  были вызовом обществу, протест молодых ребят. Те, кто этим не переболел в 17, очень смешно выглядят в 30.

– Почему металл всегда был популярным в Таганроге?
– Мне трудно говорить про металл, я его никогда не любил. Каюсь, иногда ездил на концерты «Арии». Наверное, я в волну эту попал, да и стоила «Ария» всего 100 рублей за концерт, дешевле, чем «Алиса». И все почему-то хотели играть металл – он проще, чем блюз. Дергаешь струны и мотаешь патлатой башкой. И все выбирали эту музыку как самый легкий путь достижения женщин. Мне кажется, что все люди, которые берут в руки гитару, лукавят. Одни говорят, что все это ради творчества, другие – что зарабатывают этим деньги. На самом деле все лежит в очень банальной плоскости. Все мальчики хотят нравиться девочкам. Естественно, что с гитарой в руках можно закадрить как минимум двух телок за вечер. А если ты еще умеешь и три мощных аккорда нажимать, то тебе точно дадут. Все остальное вранье, никакого рок-н-ролла не было, было банальное желание потрахаться, и оно движет многими до сих пор. Конечно, было засилье металла, но сейчас он мертв, и не нужен никому, кроме «Металлики». Играть на самом простом инструменте и играть круто – вот что нужно делать.

– А где 10-20 лет назад можно было сыграть в Таганроге?
– Выступать было совершенно негде. В 2005 году мы вместе с Лешей Ляховым провели фестиваль «Оживление» в ГДК. Людей было так много, что их просто некуда было сажать. А началось все с того, что мы с однокурсниками пили портвейн на набережной. Леха работал на радиостанции «Университет». Мы и говорим: «Леха, у тебя же радио, власть в руках, давай фестиваль мутить». А денег – ни копейки. Начали искать спонсоров. И тут нам помогло «Таганрог-молоко», эти ребята всех поддерживали. Друзья-студенты вешали листовки по стенам. Девчонки, которые учились в радике (Таганрогский радиотехнический универститет – Богудония) на художников, повесили свои картины в холле. Ребята из музыкального училища играли джаз на входе – это был целый перфоманс. Гвоздем программы стали мы. И народ был счастлив: скакал, веселился и тряс головами под нашу музыку.

Мы это все сделали, потому что выступать было негде. По кабакам сидели взрослые мужики и слушали шансон из дрянных магнитофонов. Не было ни одного заведения, куда можно было прийти, подключить гитару и начать играть. Поэтому все сидели по гнилым вонючим подвалам и пытались рубить металл. Помню 2006 год, я первый раз приехал в Ростов с квартирниками. Чуть позже познакомился с Василием К (музыкант, основатель Vassily K. & the Kürtens – Богудония), на фестивале «Остров». Он пригласил меня на свой концерт, а потом подвел к директору очень модного по тем временам клуба «Камелот». Директор сделал вид, что знает меня, и я могу у него сыграть. Так я и начал давать концерты в Ростове.

 Я люблю «Алису», люблю Шевчука, но они осточертели!

 – На фестивалях часто бываете?
– Дружески поддерживаем наш местный фестиваль «Малахов камень» (фестиваль бардовской песни в с. Недвиговка – Богудония). Он проходит два раза в год: весной и осенью. Там собираются интересные ребята – поэты, музыканты, а мы уже проторили дорожку рок-н-ролльного направления. Несколько лет подряд хорошо выступали там, но в последнем году не получилось, думаю, по осени поедем. На крупные фестивали никогда не ездили, да и не много их на юге. Вообще, не люблю все эти крупные фесты. Они сейчас делаются для того, чтобы деньги зарабатывать. Главной целью на фестах должны быть идеи и попытки их друг до друга донести, деньги это лишнее. Вот, например, Грушинский фестиваль. Что на нем можно заработать? Только геморрой. Ребята как пели «Милая моя, солнышко лесное», так и поют уже 80 лет. Самое главное, чтобы был контакт, и все сливались в едином экстазе и получали удовольствие. Главное, чтобы все было взаимно, а то ведь творчеством можно и изнасиловать. А раскрученные фесты я терпеть не могу, не воспринимаю их как что-то стоящее. Всегда одно и то же. Посмотри на «Нашествие»! Я люблю «Алису», Шевчука, но они осточертели. Дайте дорогу молодым! Да даже «Пилот» успел постареть. Фестиваль должен быть трамплином для молодых и перспективных групп.

– Какая у Brokenroll band публика?
– Среднестатистический молодой человек лет так 25, иногда постарше. Бывает, приходят люди в возрасте. Вообще я заметил, что публика начала стареть. Приятней всего на концертах видеть людей с осмысленным взглядом. Помню, как-то играл в одном ростовском пабе, и там была парочка, совсем молодые студенты со светящимися глазами. Девочка весь концерт смотрела на меня, а потом попросила оставить автограф на моем портрете, который она нарисовала, пока я играл. Было приятно и тепло.

Вместо послесловия

– Играть я начал не из-за того, что нравились какие-то музыканты или группы. Все дело в бесконечно русской тоске, она поселилась очень рано во мне. Я понимал: что-то не так. И это очень долго копилось, я чувствовал себя отшельником, хотя была семья, друзья, но всегда чего-то не хватало. Я ездил на концерты, слушал «Алису», «ЧиЖа», Гребенщикова, пытался понять их тексты, услышать по-настоящему. И я понял, чего мне не хватает: возможности говорить.

Сначала я не мог формулировать то, что было во мне, потом научился, как учатся азбуке. Началось все с робких попыток: несколько фраз в день, иногда предложения, а потом прорвало. Сначала это был словесный понос, я мог писать по 5-6 песен в день. Выплескивал из себя все и смывал. В последнее время все происходит уже совсем по другому: пишу меньше, но точнее.

Ты знаешь, я был в Москве, был в других городах. Я видел кумиров, вернее людей, которых считал кумирами. И я был недоволен. Это был не тот рок, который я себе напредставлял в детстве, это было не то братство музыкантов, о котором я мечтал: половина – наркоманы, половина – идиоты. А я верил, что все по-другому, верил, что есть содружество творческих людей. Я мечтал, что мы станем единым творческим целым. Все перемывают кости друг другу: Шевчук ненавидит Кинчева. Прекратите, остановитесь! Создайте подобие рок-братства, какой-нибудь драный рок-клуб. Все творчество, вся музыка уходит в небытие, и  не остается никакой связующей нити между временами и эпохами.

P.S. Увидеть и услышать Brokenroll band вы можете в самое ближайшее время – 2 августа у ребят концерт в арт-кафе «Русский чай» (ул. Петровская, 81).